В этом году Сергею Довлатову исполнилось бы 70 лет. Виртуальная выставка иллюстраций Александра Флоренского к произведениям С. Довлатова приурочена к этому юбилею.
В 1993 году в издательстве «Лимбус-Пресс» вышел трехтомник Сергея Довлатова под редакцией Андрея Арьева с рисунками Александра Флоренского, а в 1995 году издательство журнала «Звезда» выпустило дополнительный том «Малоизвестный Довлатов», иллюстрированный тем же художником. В результате получился своеобразный «четырехтомник».
«Едва ли не все читанные и слышанные мной благосклонные отзывы об авторах иллюстраций к литературным текстам сводятся к одной сакраментальной фразе: «Он верно уловил дух подлинника». Должно быть, эти отзывы и адекватны переживаниям созерцателей, только на подобной рыбалке ничего осязаемого не выудишь. Сразу поэтому и признаюсь: увидев впервые пятнадцать лет тому назад довлатовскую серию рисунков Александра Флоренского, я точь-в-точь так и подумал: «Дух оригинала уловлен верно!». Попробуем все же разобраться и в рисунках, и в не поспевающих за ощущениями словах. Центральный образ всей серии – фигура с собачкой на поводке. Напоминает самого Довлатова с его собачкой Глашей. То ли он сам ее прогуливает, то ли она влечет его невесть куда. В этом-то и весь фокус – кто у кого на поводке?Не очень-то и потаенный нерв довлатовской прозы – мучительно равноправные отношения автора со своими персонажами. Возвысься он над ними, они просто-напросто замкнутся в себе или разбегутся. Живой диалог, ведущий к свободе – экзистенциальный сюжет довлатовской прозы – станет невозможным. Автор в ней столь же страдательное лицо, как и его герои. Герои, конечно, в кавычках. Чем они серьезней, тем смешнее. Как и сам автор, они полагают, что единственное освобождение от житейских печалей и суеты – это смех.
Именно поэтому замечательно серьезные в замысле рисунки художника носят внешним образом гротескные черты. Перефразируя поэта, скажем: вот полноценный образ мира, в шарже явленный. На белой поверхности листа, не заполненного аморфными подробностями окружающей жизни, персонажи и пейзажи Флоренского выделяются резче, чем в реальности, кажутся крупнее, чем в жизни. Действительность в них размыта и растушевана. Как и для Довлатова, правдивость вымысла для Флоренского существеннее верности факту. Тусклое жизнеподобие преображается своевольным воображением. Вот на этом стыке реального с воображенным и вырастает у Флоренского новый художественный образ. Ровно на золотой середине между ними. На той середине, которая так не по душе большинству творцов, и о которой с принципиальной резкостью сказал Довлатов: «Только пошляки боятся середины». Чем условней изображение, тем безусловней должна быть пробудившая его мысль и яснее объект, ее вызвавший. Своеволие, влекущее современного художника ко всяческой деконструкции, а там и к уничтожению самих объектов изображения, в серии рисунков Александра Флоренского, навеянных книгами Сергея Довлатова, сбалансировано с представлением об их реальном существовании самым гармоническим образом".
Андрей АРЬЕВ,
писатель, составитель четырехтомника С. Довлатова
В 1993 году в издательстве «Лимбус-Пресс» вышел трехтомник Сергея Довлатова под редакцией Андрея Арьева с рисунками Александра Флоренского, а в 1995 году издательство журнала «Звезда» выпустило дополнительный том «Малоизвестный Довлатов», иллюстрированный тем же художником. В результате получился своеобразный «четырехтомник».
«Едва ли не все читанные и слышанные мной благосклонные отзывы об авторах иллюстраций к литературным текстам сводятся к одной сакраментальной фразе: «Он верно уловил дух подлинника». Должно быть, эти отзывы и адекватны переживаниям созерцателей, только на подобной рыбалке ничего осязаемого не выудишь. Сразу поэтому и признаюсь: увидев впервые пятнадцать лет тому назад довлатовскую серию рисунков Александра Флоренского, я точь-в-точь так и подумал: «Дух оригинала уловлен верно!». Попробуем все же разобраться и в рисунках, и в не поспевающих за ощущениями словах. Центральный образ всей серии – фигура с собачкой на поводке. Напоминает самого Довлатова с его собачкой Глашей. То ли он сам ее прогуливает, то ли она влечет его невесть куда. В этом-то и весь фокус – кто у кого на поводке?Не очень-то и потаенный нерв довлатовской прозы – мучительно равноправные отношения автора со своими персонажами. Возвысься он над ними, они просто-напросто замкнутся в себе или разбегутся. Живой диалог, ведущий к свободе – экзистенциальный сюжет довлатовской прозы – станет невозможным. Автор в ней столь же страдательное лицо, как и его герои. Герои, конечно, в кавычках. Чем они серьезней, тем смешнее. Как и сам автор, они полагают, что единственное освобождение от житейских печалей и суеты – это смех.
Именно поэтому замечательно серьезные в замысле рисунки художника носят внешним образом гротескные черты. Перефразируя поэта, скажем: вот полноценный образ мира, в шарже явленный. На белой поверхности листа, не заполненного аморфными подробностями окружающей жизни, персонажи и пейзажи Флоренского выделяются резче, чем в реальности, кажутся крупнее, чем в жизни. Действительность в них размыта и растушевана. Как и для Довлатова, правдивость вымысла для Флоренского существеннее верности факту. Тусклое жизнеподобие преображается своевольным воображением. Вот на этом стыке реального с воображенным и вырастает у Флоренского новый художественный образ. Ровно на золотой середине между ними. На той середине, которая так не по душе большинству творцов, и о которой с принципиальной резкостью сказал Довлатов: «Только пошляки боятся середины». Чем условней изображение, тем безусловней должна быть пробудившая его мысль и яснее объект, ее вызвавший. Своеволие, влекущее современного художника ко всяческой деконструкции, а там и к уничтожению самих объектов изображения, в серии рисунков Александра Флоренского, навеянных книгами Сергея Довлатова, сбалансировано с представлением об их реальном существовании самым гармоническим образом".
Андрей АРЬЕВ,
писатель, составитель четырехтомника С. Довлатова
